Если первый советский маршал Климент Ворошилов, посвятивший всю жизнь армии, так и не стал настоящим военным профессионалом, то Борис Михайлович Шапошников, которому довелось послужить рядом с многолетним наркомом обороны в качестве начальника Генштаба, являл полную противоположность: он стал едва ли не последним представителем практически исчезнувшей в ХХ веке породы военачальников, которые сами занимались научным обобщением боевого опыта.

Большинству его преемников на посту руководителя «мозга армии», как с лёгкой руки Шапошникова стали называть Генеральный штаб, едва хватало сил выступать в качестве высокого лица, под чьей «общей редакцией» выходили коллективные труды. Обычно в таких случаях отговариваются неимоверной занятостью. Но и Шапошников не располагал избытком времени.

Солидное базовое образование и широчайшая эрудиция, развитый наукой интеллект, неизбывное стремление проникнуть в подлинный смысл перемен, происходящих в военном деле, редкая работоспособность - вот что позволило Борису Михайловичу оказаться на две головы выше большинства своих соратников и преемников.

«ЖИВО ИНТЕРЕСУЮСЬ ВОПРОСОМ О СОЗДАНИИ НОВОЙ АРМИИ»

Склонность Шапошникова к интеллектуальной деятельности проявилась достаточно рано. Уроженец Златоуста, он в 1903 году по 1-му разряду окончил Алексеевское военное училище в Москве и начал офицерскую службу в 1-м Туркестанском пехотном батальоне. А уже через четыре года поступил в Академию Генерального штаба и по выпуску был произведён в штабс-капитаны, проявив «отличные успехи в науках».

О его дальнейшем служебном пути можно судить по тексту письма, направленного Шапошниковым весной 1918 года начальнику штаба Приволжского военного округа. Будучи по болезни демобилизованным из старой армии и ходатайствуя о принятии его на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, он писал: «Как бывший полковник Генерального штаба, я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии, и как специалист, желал бы принести посильную помощь в этом серьёзном деле».

Через три дня последовал положительный ответ. В мае Шапошников был назначен в Оперативное управление Высшего военного совета на должность помощника начальника.

А в октябре 1919 года стал начальником Оперативного управления Полевого штаба РВС Республики, где и познакомился с Михаилом Фрунзе, с которым вновь встретился в конце 1920 года на Южном фронте при разработке планов операций против Врангеля (любопытно, что «черный барон» - поручик лейб-гвардии Конного полка был сокурсником Шапошникова по Академии Генштаба).

Ставший в 1924 году начальником Штаба РККА Фрунзе, знавший о блестящих оперативных способностях Шапошникова, взял его своим помощником. Главное, чем пришлось заниматься двум талантливым военачальникам, - масштабной военной реформой. Преобразования затронули устройство армии и её организационно-штатную структуру, систему комплектования и подготовку командных кадров, уставную регламентацию жизни войск и систему снабжения. Кроме того, Борис Михайлович взялся за обобщение практики генеральных штабов различных стран, чтобы выработать необходимые рекомендации для учреждения подобного органа в Красной Армии. Результатом многолетней работы был выход трехтомного труда «Мозг армии», ставшего событием в развитии военно-стратегической мысли в СССР.

Более десяти лет службу в высших штабах и теоретические изыскания Шапошников сочетал с командной деятельностью. Начиная с 1925 года, он командовал войсками Ленинградского (дважды), Московского и Приволжского военных округов, несколько лет руководил Военной академией имени М. В. Фрунзе. В мае 1937 года командарм 1-го ранга Шапошников был назначен начальником Генерального штаба РККА и заместителем наркома обороны.

«РАБОТАТЬ ПРИДЁТСЯ ДО ИЗНЕМОЖЕНИЯ»

Политический фон, на котором началась его деятельность в Генштабе, благоприятным не назовёшь — в стране созрел военный заговор под руководством маршала Тухачевского. Назначение Бориса Михайловича на должность НГШ последовало накануне суда над группой высших командиров во главе с Тухачевским и Уборевичем.

Власть, испытывая лояльность Шапошникова, определила его в состав Специального военного присутствия. Остаётся добавить, что и самого Бориса Михайловича некоторые обвиняемые пытались оклеветать. Но Шапошников сумел доказать всем что он не виновен.

Тем не менее, это разбирательство не выбило полководца из строя и он как и всегда, с головой ушёл в работу. Маршал А. М. Василевский вспоминал, как Шапошников, приглашая его в 1937 году на работу в Генштаб, не стал скрывать: работать придётся до изнеможения. Возглавив Генштаб, Шапошников настойчиво добивался улучшения штабной службы во всех звеньях. Суть сводилась к тому, чтобы повысить внимание командиров всех степеней к организации штабной службы, добиться, чтобы штаб в целом, так же как командир соединения, нёс полную ответственность за организацию и исход боя.

По оценке А. М. Василевского, его учитель в течение службы, особенно на посту начальника Генерального штаба, «последовательно решал вопросы, связанные с централизацией в руководстве Вооружёнными силами, боролся за осуществление чёткой регламентации штабной службы на всех уровнях… Б. М. Шапошников был последовательным сторонником объединения управления Вооружёнными силами в Генеральном штабе.

Справедливости ради стоит отметить случаи, пусть и немногочисленные, когда Шапошникову изменяли качества теоретика и новатора, способного верно предвидеть пути развития Вооружённых сил. Так, работая в составе комиссии, которая была создана для решения судьбы танковых корпусов, он высказал следующий взгляд: «Мехкорпус громоздкий… Вряд ли сложатся такие условия прорыва, в которых будут использоваться целые мехкорпуса».

И он был не одинок. «Громоздкими и нежизненными» считал корпуса и командующий войсками Киевского военного округа, будущий нарком обороны командарм 1 ранга С. К. Тимошенко. За расформирование корпусов и их замену танковыми бригадами ратовал также начальник Автобронетанкового управления РККА генерал-полковник Д. Г. Павлов. Высказывая такие предложения, военачальники недостаточно критически оценивали опыт боёв в Испании, в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол, носивших ограниченный характер.

Интересно, что заместитель наркома маршал С. М. Будённый (в нашей литературе рисуемый чаще всего, как ретроград), наоборот, оказался куда более точным прогнозистом и высказался в пользу того, что «условия для развития прорыва в современной войне возникнут», значит, корпусную организацию надо сохранить.

Осенью 1939 года Главный военный совет по докладу комиссии Г. И. Кулика всё-таки решил танковые корпуса упразднить. Однако под влиянием опыта войны с Финляндией и успешных действий вермахта во Франции в мае 1940 года такой шаг был расценен как «поспешный», и было принято решение о создании шести танковых корпусов, а затем ещё трёх.

Но вернёмся к Шапошникову. Огромное влияние на формирование коллектива Генерального штаба и профессиональных качеств каждого из его работников оказывал личный пример начальника. Шапошникова отличали черты истинного военного интеллигента старой закалки - широкая эрудиция и научный подход к решению любой проблемы, дисциплинированность и предельная ответственность за порученное дело, вежливость в отношениях с подчинёнными, скромность, большой такт.

Его понимание офицерской чести подчас приводило в удивление Сталина. Однажды, когда Верховный главнокомандующий узнал, что Борис Михайлович объявил двум начальникам штабов фронтов за предоставление недостоверной информации «всего лишь» выговор, он искренно возмутился: разве так наказывают? И был весьма удивлён пояснением выпускника Императорской Николаевской академии Шапошникова: «Это очень тяжёлое наказание. Получивший выговор от начальника Генерального штаба должен подавать в отставку».

Надо отметить, что в Красной Армии, где предпочтение нередко отдавалось «матерному» стилю управления, такое сочетание взыскательности и уважения человеческого достоинства прививалось с трудом. Кроме того, маршал Шапошников всегда начинал общение с подчиненным дореволюционным словом голубчик.

...Международная обстановка между тем складывалась так, что работы у Генштаба прибавилось еще больше. Слаженная работа руководимого Шапошниковым коллектива способствовала разгрому японских милитаристов на Халхин-Голе, успешному осуществлению похода в Западную Украину и Западную Белоруссию. Особенно большую работу Генеральный штаб проделал в предвидении войны с Финляндией и в ходе неё. Шапошников предложил такой план боевых действий, который предполагал проведение операций силами организованного фронта. Но Сталин предпочёл план, разработанный командованием Ленинградского военного округа с участием заместителей наркома обороны командарма 1-го ранга Г. И. Кулика и армейского комиссара 1-го ранга Л. З. Мехлиса, считавших достаточным для войны использование одной лишь армии.

Однако попытка в две недели разгромить упорного и стойкого противника не удалась. В конце декабря 1939 года операция была приостановлена, и Главный военный совет вернулся к предложениям Шапошникова. Созданный по предложению Генерального штаба Северо-Западный фронт во главе с командармом 1-го ранга С. К. Тимошенко 11 февраля 1940 года перешёл в наступление, и в конце концов Финляндия запросила мира.

Перед советским руководством война, несмотря на победу, поставила много вопросов, обнажив слабую готовность Вооружённых сил. В мае 1940 года наркомат обороны вместо Ворошилова возглавил ставший Маршалом Советского Союза Тимошенко. Шапошников, также получивший высшее воинское звание, в августе был вынужден «за компанию» оставить свой пост.

Лично к Борису Михайловичу претензий нет, заметил Сталин в личной беседе с военачальником, его прогноз относительно Финляндии полностью оправдался. Но нас не поймут, продолжал советский лидер, если ограничиться заменой лишь наркома обороны. В итоге Шапошникову был предложен пост замнаркома.

Несколько слов о характере взаимоотношений Шапошникова с вождём. А. М. Василевский писал:

«Когда состоялись мои первые поездки вместе с Борисом Михайловичем в Кремль, первые встречи с членами Политбюро ЦК ВКП(б) и лично со Сталиным, я имел возможность убедиться, что Шапошников пользовался там особым уважением. Сталин называл его только по имени и отчеству. Только ему одному разрешал курить в своём рабочем кабинете, а в разговоре с ним никогда не повышал голоса, если и не разделял высказываемой им точки зрения на обсуждаемый вопрос. Но это чисто внешняя сторона их отношений. Главное же заключается в том, что предложения Шапошникова, всегда глубоко продуманные и глубоко аргументированные, как правило, не встречали особых возражений».

НАКАНУНЕ

Честный Василевский, писавший свои мемуары в годы фактической реабилитации Сталина (т.е. во вторую половину 60-х), не мог, конечно, напрямую сказать, что вождь не прислушался к Шапошникову не только при принятии плана войны с Финляндией. Не согласился он и с глубоко аргументированным оперативным планом стратегического развёртывания Вооружённых сил, разработанным Генштабом, на случай войны с Германией.

Борис Михайлович, говоря о предполагаемом направлении главного удара противника с запада, считал, что «основным наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, и наиболее вероятным, является первый вариант её действий - с развёртыванием главных сил немецкой армии к северу от устья реки Сан». Соответственно в плане предлагалось развернуть наши главные силы в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья, то есть на участке Северо-Западного и Западного фронтов.

Однако Сталин заставил переделать план стратегического развёртывания в соответствии с личным убеждением. Наиболее опасным стратегическим направлением было признано юго-западное - Украина, а не западное - Белоруссия, на котором гитлеровское командование в действительности сосредоточило самые мощные группировки. Это обстоятельство, по справедливому мнению Г. К. Жукова, в первую очередь негативно отразилось на ходе оборонительных действий в начальном периоде войны.

Не было особой идиллии в отношении вождя к Шапошникову и в дальнейшем. По указанию Сталина в первый же день из центрального аппарата в помощь командующим фронтами была направлена группа ответственных работников, включая начальника Генштаба генерала армии Жукова, его первого заместителя генерал-лейтенанта Ватутина, а также маршала Шапошникова. Генштаб по существу был оголён, а все решения принимались в Кремле.

Это положение сохранялось довольно долго и после повторного назначения Шапошникова начальником Генштаба 30 июля 1941 года. Как пишет генерал армии С. П. Иванов со слов А. М. Василевского, «в тот период Генеральный штаб не в состоянии был в достаточной мере влиять на выработку крупных решений. …Само отношение Сталина к Генштабу было скептическим, он называл его канцелярией».

ВНОВЬ ВО ГЛАВЕ ГЕНШТАБА

Возвращение Шапошникова к руководству Генеральным штабом Жуков оценил кратко и исчерпывающе: «Зная дело Генштаба до тонкостей, он быстро провёл ряд организационных мероприятий, способствовавших улучшению работы этого главного рабочего органа Ставки. Большое личное трудолюбие и умение Б. М. Шапошникова работать с людьми оказали заметное влияние на рост общего искусства управления войсками в действующей армии и особенно со стороны Генштаба».

Хорошо знавший Шапошникова и считавший себя его учеником маршал Советского Союза И. Х. Баграмян составил «самый лаконичный перечень» того, что было сделано Борисом Михайловичем в первые же дни его возвращения в Генштаб: восстановление бесперебойной связи с войсками, упорядочение системы управления действиями фронтов и армий с целью придания им целеустремлённости и исключения их разрозненности, скорейшее подтягивание резервов из глубины страны, уточнение боевого состава войск действующей армии после жестоких ударов врага и многое другое.

Характеризуя работу Бориса Михайловича в этот период, можно выделить несколько её важнейших результатов. При его прямом участии разрабатывались операции большого масштаба, назовём главную из них - Московскую наступательную операцию, и в это дело маршал вкладывал весь свой полководческий талант и организаторские способности. Далее, он возглавил процесс улучшения стратегического руководства войсками. Было срочно разработано и введено в действие положение, которое регламентировало работу фронтовых управлений и управлений Генерального штаба. В штабную службу были внесены планомерность и чёткий порядок, что было особенно важно в противоречивой обстановке первых месяцев войны.

И наконец, Борис Михайлович много сделал для того, чтобы мало-помалу преодолеть недоверие Сталина к высшим штабам. Будь на месте Шапошникова кто-то другой, менее мудрый и уравновешенный, менее знающий и не столь глубоко мыслящий, переломить ложное мнение Верховного о Генштабе, как о «канцелярии», было бы значительно труднее. Шапошников ежедневно, а иногда и по нескольку раз в сутки, бывал в Кремле с докладами.

Проходили они тяжело. Раздражённый обстановкой на фронтах Сталин высказывал резкое недовольство деятельностью Генштаба, часто не желал считаться с объективными трудностями. Главным рычагом, необходимым для улучшения дела, он считал замену руководителей, но такое отношение к кадрам в первые месяцы войны редко давало положительные результаты.

Своим стилем деятельности Шапошников преодолевал сталинские предубеждения. И со временем Сталин стал с большим вниманием прислушиваться к мнению Бориса Михайловича и его рекомендациям. Постепенно Верховный все больше стал придерживаться правила - принимать всякое ответственное решение лишь после предварительного доклада начальника Генштаба.

Мобилизовав весь свой авторитет, Борис Михайлович продолжал делать всё возможное, чтобы Генштаб обрёл своё истинное место в военной организации воюющей страны. Напряжённый, по сути круглосуточный труд привёл к резкому обострению болезни. «Сердце сжималось всякий раз, - вспоминал генерал армии С. М. Штеменко, - когда мы видели своего начальника: он непривычно ссутулился, покашливал, но никогда не жаловался. А его умение сохранять выдержку, обходительность просто поражало».

11 мая 1942 года по личной просьбе Борис Михайлович был освобождён от должности начальника Генерального штаба. Снова став заместителем наркома обороны, Шапошников курировал деятельность военных академий, разработку новых боевых уставов и наставлений, а в июне 1943 года возглавил Военную академию Генерального штаба.

Всего полтора месяца не дожил Борис Михайлович до победы. Его имя было присвоено Высшим стрелково-тактическим курсам «Выстрел», а в истории нашей армии он навечно остался как создатель современной школы генштабистов. А в день похорон, отдавая должное заслугам усопшего маршала перед Родиной, по распоряжению Сталина, Шапошникову были отданы воинские почести в виде салюта из 24-х залпов 124-х орудий в Москве.

Константин Смагин