О новогородцех и о владыце Феофиле.[1] Тое же осени ноемврия въ 8 день на собор архааггела Михаила преставися архиепископъ Новагорода Великаго Иона.[2] Новогородци же по старине, каковъ бяша обычай у них, створиша вече и начаша избирати от священноинок на архиепископью. И избравше трех, метнуша жребиа, и паде жребий на некоего священноинока Феофила именем, и возведоша его на дворъ архиепископль. И послаша к великому князю Ивану Васильевичю посла своего Никиту Ларивонова бити челом и опаса просити, чтобы нареченому черньцю Феофилу пожаловал, повелел быти к собе на Москву и поставити бы его велел своему отцю митрополиту Филиппу[3] на архиепископью Великого Новагорода и Пскова, яко же и преже сего было прид предних великих князеих.
Князь же великы по ихъ челобитию и прошению, ничто же къ преднему примышляя, но и легче жалуя, посла их почтивъ отпусти съ всем, о чем ему били челом от всего Новагорода, ответ давъ ему таков: «Что отчина моя, Великий Новъгород, прислали ко мне бити челом о том, что взял Богъ отца их, а нашего богомолца архиепископа Иону, а избрали себе по своему обычаю по жребием священноинока Феофила, и яз ихъ, князь великый, жалую, и того нареченного Феофила. И велю ему быти к собе на Москву и къ отцю своему, митрополиту Филиппу, стати на архиепископью Новагорода и Пьскова безо всяких зацепов, но по прежнему обычаю, какъ было при отци моем, великом князе Василье, и при деде, и при прадеде моем, и преже бывших всех великых князехъ, их же род есмы, володимерских, и Новагорода Великого, и всея Руси». Тому же их послу Никите Ларивонову пришедшу с ним в Новъгород и сказа им жалование великого князя, мнози же тамо сущии людие лучши, посадници их, и тысяцкие, и житии люди[4] велми о семъ ради быша, и Феофилъ их.
Некотори же от них: посадничи дети Исакова Борецкого съ материю своею Марфою[5] и съ прочими инеми изменьникы, научени дьяволом, иже горшее бесове быша прелестници на погибель земли своей и себе на пагубу, начяша нелепая и развращенная глаголати и на вече приходщи кричати: «Не хотим за великого князя московского, ни зватися вотчиною его! Волный есьмя Великый Новъгород, а московьский князь великы многи обиды и неправду над нами чинит! Но хотим за короля полского и великого князя литовского за Казимира!»[6]
И тако възмятеся весь град их, и въсколебашася, яко пьяни: овии же хотяху за великого князя по старине, к Москве, а друзи — за короля, к Литве. Тем же изменници начяшя наимовати худых мужиков въ вечников, иже на то все готови суть по их же обычаю. И приходящии на вече их, и звоняху за все колоколы, и кричаще, глаголаху: «За короля хотим!» И ини их противу им глаголаху: «За великого князя московьского хотимъ по старине, как было преже сего!» И те, наймиты тех изменников, каменье на тех метаху, котори за великого князя хотят. И велико неустроение бяше в них, и меж себе ратахуся, сами на ся въстающе.
Мнози же от них: старии посадници, и тысячские, и лучшие люди, такоже и житии люди глаголаху к ним: «Нельзе, брате, тому тако быти, якоже глаголете за короля нам датися и архиепископа поставити от его митрополита, латинина суща. А изначала отчина есмы тех великих князей, от перваго великого князя нашего Рюрика, егоже по своей воли взяла земля наша из варягъ князем себе и съ двема браты его. По том же правнук его, князь великий Владимеръ, крестися и все земли наши крести: рускую, и нашу словеньскую, и мерскую, и кривичскую, весь, рекше белозерскую, и мурому, и вятичи, и прочая. И от того святаго великаго князя Владимира дажи и до сего господина нашего великого князя Ивана Васильевича за латиною есмя не бывали и архиепископа от них не поставливали себе, якоже вы ныне хотите ставити от Григория, называющася митрополитом Руси, а ученикъ то Исидоров, сущей латинин».[7]
Те же развратници, якоже и прежни еретици, научени дьяволом, хотяще на своем поставити, а на благочестие дерзнувше, а князю великому не хотяще покоритися, единако въпиаху: «За короля хотим!» А друзии глаголаху: «К Москве хотим, к великому князю Ивану и къ отцю его, митрополиту Филиппу, — в православие!» Злодейци же онии, противници сотворше себе православию, Бога не бояшеся и посол свои послаша къ королю с поминки многими, Панфила Селифонтова да Кирила Иванова,[8] сына Макарьина, глаголюще: «Волни есмы люди, Великий Новъгород, бьем челомъ тебе, честному королю, чтобы еси господарю нашему Великому Новугороду и нам господинъ был. И архиепископа вели нам поставити своему митрополиту Григорию, и князя нам дай из своей державы».
Король же прият дары их с любовию, и рад бывъ речемъ их, и много чтивъ посла их, отпусти к ним съ всеми с теми речми, чего хотели, и князя посла к ним Михаила, Олелькова сына, киевьского.[9] Новогородци же прияша его честне, наместников же князя великого не сослаша с Городища. А что был у них князь Василий Горбатой, брат суздалских князей,[10] а того послаша в Заволочье, в заставу на Двину.
Слышавъ же сие князь велики Иван Васильевич, что въ вотчине его, в Великом Новегороде, взмятение велико, и начат посылати к ним послы своя, глаголя тако: «Отчина моя естя, люди новогородстии, изначала: от дед, от прадед наших, от великаго князя Владимера, крестившаго землю Рускую, от правнука Рюрикова, первого великого князя в земли вашей. И от того Рюрика да иже и до сего дни знали есте единъ род тех великих князей, преже киевских, до великого князя Дмитрея Юрьевича Всеволода Володимерьскаго,[11] а от того великого князя да иже до мене род их, мы владеем вами, и жалуем вас, и бороним отовселе, а и казнити волны же есмы, коли на нас не по старине смотрите почнете. А за королем никоторым, ни за великим князем литовъским не бывали есте, какъ и земля ваша стала, а нынеча от християньства отступаете к латинству чрес крестное целование. Яз, князь великий, никоторые силы не чиню над вами, ни тягости не налагаю выше того, какъ было при отци моем, великом князи Василье Васильевиче, и при деде моем, и при прадеде, и при прочих великих князеих рода нашего, но еще и жаловати вас хочю, свою отчину».
То же слышевше новогородстии людие, бояре их, и посадници, и тысячские, и житии люди, котори не хотяще первого своего обычая и крестнаго целования преступити, ради быша вси сему и правитися хотяще к великому князю по старине.
А предречени Исаковы дети с прочими их поборники и с наймиты, яко възбеснешали, яко зверии дивии, безчеловеченъ разум имуще, князя великого пословъ речей, такоже и митрополита Филиппа посла, ни слышите не хотяху. Но и еще наимоваху злых тех смердовъ, убииць, шилников, и прочих безименитых мужиков, иже скотем подобни суть, ничтоже разума имущих, но точию едино кричание, иже и безсловесная и животъная не сице рычаху, якоже они новогородстии людие, невегласи, осподарем зовяху себе Великим Новым городомъ.[12] И ти приходяще на вече, бьяху в колоколы, и кричах, и лаяху, яко пси, нелепая глаголюще: «За короля хотим!»
И таково бе възмущение в них, якоже въ Иерусалиме бысть, егда предасть его Господь в руце Титове;[13] якоже бо ти тогда, тако и сии меж себе брань творяху.
Князь же великий, слышев сие, скорбен бысть и потужи си о них немало: «Яко и не въ православье еще быша, от Рюрика и до великого князя Владимера, не отступали за иного осподаря, а от Володимера до иже до сего дне его род знали единъ и правилися всем великим князем о всемъ, преже киевским, потом же володимерским, а се уже на последних летех все свое изгубити хотят, от христьаньства к латиньству отступающе. Но что сътворити, не вем, но точию положю упование на едином Господе Боге и многомилостивъ о семъ». И тако възвещает о сем отцю своему, митрополиту Филиппу, и матери свои, великой княгини Марьи, и сущим у него бояром его, что поитти на Новгород ратью. Они же, слышав же сие, съветуют ему, упование положив на Бозе, исполнити мысль свою над новогородци за их неисправление и отступленье.
Въ той чяс князь великий розослал по всю братью свою и по все епископы земля своея, и по вся князи, и по бояре свои, и воеводы, и по вся воя своя. И яко же вси снидошася к нему, тогда всемъ възвещает мысль свою, что итти на Новгород ратию, понеже бо во всем изменишя.[14] И князь великий благословение приим от митрополита Филиппа, такоже и от всех святитель земли своея, и от всего священнаго собора, начат въоружатися итти на них, такоже и братья его, и вси князи его, и бояре, и воеводы, и вся воя его.
К Нову же городу посла грамоты розметные[15] за их неисправление, а во Тфирь посла к великому князю Михаилу,[16] помочи прося на новогородцев же. А къ Пьскову послал дьяка своего Якушку Шачебалцова мая въ 23,[17] на праздникъ Възнесения Господня, глаголя им: «Отчина моя, Велики Новъгород, отступають от мене за короля, и архиепископа своего ставити им у его митрополита Григория, латинина суща. И яз, князь великий, дополна иду на них ратью, а целование к ним сложил есмь. И вы бы, отчина моя псковичи, посадници, и жити люди, и вся земля Псковьская къ брату вашему Новугороду целованье сложили бы есте и поидите на них ратью с моимъ воеводою, княземъ Феодором Юрьевичем Шуйскымъ или съ его сыном, княземъ Васильемъ».[18]
В 31 же день месяца майя, в пятокъ, послал князь великый Бориса Слепца[19] к Вятке, веля им быти на Двиньскую землю ратью же. А к Василью Феодоровичю къ Бразьцю[20] посла на Устюгъ, чтобы с устюжаны на Двину же ратью пошел, а зжидалъ бы ся с Борисом да с вятчяны.
Месяца же иуния въ 6, в четверток, на Троецкой недели, отпустил князь великий с Москвы воевод своих, князя Данила Дмитреевича Холмовского да Феодора Давыдовича[21] съ многим воинством, с ними же и князя Юрья Васильевича[22] и князя Бориса Васильевича,[23] дети боярские многи. А велел тем князь велики итти к Русе.[24]
А въ 13 того же месяца, в четверток, отпустил князь велики князя Ивана Васильевича Оболенского Стригу со многими вои, да с ним князей царевичевых Даньяровых со многими татары.[25] А велел тем итти на Волочек да по Мьстей.[26]
По сем же князь велики начат по церквам молебная свершати и милостыню многу расылати по земли своей и по церквам, и монастырем, священиком, и черноризцем, и нищим. В соборную же церковь пречистыя владычще нашеа Богородица приснодевы Мария князь велики, вшед къ чюдотворней икони пречистыя Богородица Владимерьския и многа моления съверши и слезы доволнии излия, такоже и пред образом Пречистыа чюдотворныя, юже сам чюдотворець Петръ[27] написал. По сем же приходить къ гробу, иже въ святых отца нашего Петра митрополита чюдотворца, молебьна съвершая и слезы изливая, прося помощи и заступленья, такоже и у прочих святителей, в той же церкви лежащих, преосвященных митрополит Фегнаста, и Киприана, и Фотия, и Ионы,[28] помолився.
И исшед оттуду, приходить в монастырь архааггела Михаила честнаго его чюда, и вшед въ церковь его, молебная совершает, призывая на помощь того воеводу небесных сил съ многим умилением. И паки входит в той же церкви въ приделъ Благовещеньа Богородици, идеже бяху целбоносный гробъ, в немь же лежаху чюдотворныя мощи, иже въ святых отца нашего Алексеа митрополита, рускаго чюдотворца, и тамо такоже помолися съ многими слезами.
И потом паки приходить въ церковъ архистратига Михаила, честнаго собора его и прочих бесплотных, и такоже моления совершает, прося помощи и заступленья от них. Приходит же паки в той же церкви къ гробомъ прародитель своих, лежащих ту великих князей володимерских и новогородцих и всея Руси, от великаго князя Ивана Даниловича[29] и до отца его, великаго князя Василья, моля их и глаголя: «Аще духом далече есте отсюду, но молитвою помозите ми на отступающих православья державы вашея».
И оттоле исшед, обходит вся съборныя церкви и манастыря, повсюду молебная съвершаа и милостыня доволно подавая. По сем же паки приходит и къ отцю своему Филиппу, митрополиту всея Руси, прося благословения и прощенья. Святитель же огражает его крестом, и молитвою въоружает его, и благославляет его на противныя и вся воя его, якоже Самоил Давыда на Гольяда.[30]
Князь же велики Иван Васильевич, приим благословение от отца своего митрополита Филиппа и от всех епископъ земля своей и от всех священник, исходит с Мосъквы того же месяца иуния въ 20, в четверток, на память святого отца Мефодья епископа паторомска, а с ним царевич Данияръ и прочии вои великаго князя, князи его мнози и вси воеводы, съ многою силою въоружився на противныя, якоже преже прадед его благоверный велики князь Дмитрей Иванович на безбожнаго Мамая и на богомерзкое тое воиньство татарьское, такоже и сей благоверный и велики князь Иоан на сих отступник.
Аще бо християне нарицахуся, а дела их бяху горее неверных, всегда бо изменяху крестное целованье, преступающе, но и горее того начяша беситися, якоже преже написах: пятсот бо летъ и 4 въ крещении быша за великими князи рускими православными, ныне же на последнее время, за 20 лет до скончания седмыя тысящи,[31] въсхотеша отступити за латиньского короля, и архиепископа своего въсхотеша поставити от его митрополита Григорьа латынина; а князю великому много о сем посылающу к нимъ остатися от таковаго начинания. Такоже и митрополит Филип посылаше к ним, наказающе их, яко отець чада своя, по Господню словеси, еже рече въ Еуагельн: «Аще съгрешит к тебе брат твой, шед обличи его пред собою и тем единемъ; и аще послушает тебя, приобрелъ еси брата твоего; аще ли тебе не послушаетъ, поими с собою два или три, предусты бо двоих или трех сведетель станет всяк глаголъ. Аще ли и тех не послушает, повежь церкви; аще ли о церкви не радити почнет, буди ти, якоже иноязычникъ и мытарь».[32] Си же паки людие новогородстии о всем о том не внимаху, но свое зломыслие творяху; то не горее ли си иноверныхъ? Невернии бо изначала не знаху Бога, ни научишася ни от кого же православию, перваго своего обычая идолопоклония держахся, а си многа лета бывши въ християнства и на конець нача отступати к латынству. И тако поиде на них князь великий не яко на христиан, но яко на иноязычникъ и на отступникъ православья.[33]
Поиде же князь великий на Рождество Предотече на Волокъ. Такоже и братия великого князя поидоша кийждо их от себе: князь Юрья Васильевичь из своея отчины, а князь Андрей Васильевич из своея отчины, а князь Борис Васильевич из своея отчины, князь Михайло Андреевич с сыном Васильем[34] из своея вотчины. А на Москве князь великий оставил сына своего, великого князя Ивана, да брата его князя Андрея Меньшего.[35]
На Петровъ день[36] прииде князь великий в Торжек: [37] приидоша же к нему в Торжекъ воеводы великого князя тферьскаго, князь Юрья Андреевичь Дорогобужский[38] да Иванъ Микитинъ Жито,[39] со многими людми на помочь на новогородецъ же; а з Пскова прииде к великому князю в Торжекъ же посол Василей да Богдан съ Якушкою с Шачобалцовым, а присланы с темъ, что целование к Новугороду сложили, сами готови все. Князь же великий с Торжку посла к нимъ Богдана, а с нимъ Козму Коробьина,[40] чтоб не мочтая пошли к Новугороду, а Василья от себе не отпустил; и ис Торжку поиде князь великий.
Братья же великого князя все со многими людми, кийждо нз своея отчины, поидоша розными дорогами к Новугороду, пленующе и жгуще и люди въ пленъ ведуiде; такоже и князя великого воеводы та же творяху, кийждо на кое место посланъ. Прежепосланны их воеводы великого князя, князь Данило Дмитреевич Холмъвский и Феодоръ Давыдович, идуще по новъгородцким местом, идеже повелено им бяше, и распустиша воя своя на многия места жещи и пленити и в полон вести и казннти без милости за их неисправление ко своему государю великому князю. Дошедшим же воеводамъ темъ до Русы, поплениша и пожгоша место то; и пленивъ то и пожегъ, поидоша близ к Новугороду к реце к Шелоне. И якоже приидоша на место, нарицаемое Коростыня,[41] а у езера Илмяня на брезе, и внезаапу паки прииде на них безвестно по езеру рать в судех от Новагорода и из судъ вышед, приидоша таемъ под станы их, а им в то время оплошившимся. Сторожи же воевод великого князя, видевши их, возвестиша воеводамъ, они же в той час въоружившеся, поидоша противу их и многих избиша, а иных руками изнимаша; темъ же изнимаемым самимъ межи себе повелеша носы, и губы, и уши резати, и отпущати их назад к Новугороду,[42] а доспехи их, снимающе, в воду метаху, а ини огню предаша, не бяху бо имъ требе, но своими доспехи все доволни бяху.
И оттоле паки возвратишася к Русе в той же день, оже в Русе иная рать пешая, множае первыи и сугубейшии, а пришли рекою же в судех Полою[43] именемъ. Воеводы же великого князя и на тех пришед и побиша их, и посла к великому князю с тою вестью Замытского Тимофея, а пригонил к великому князю иуля въ 9 день на Коломну озеро; а сами воеводы от Русы поидоша к Демону[44] городку. Князь великий посла к нимъ, веля им итти за реку Шолону сниматися со псковичи. А под Демономъ велел стояти князю Михаилу Андреевичю с сыномъ княземъ Васильемъ и со всеми вои своими.
А воеводы великого князя поидоша к Шолоне, и яко пришедшим имъ к берегу реки тоя, идеже брести чрез ея, оже в ту же пору прииде ту рать новгородская противу их з другия страны, от града своего, к той же реце Шолоне, многое множество, яко и ужаснутися полком великого князя, понеже бо в мале беху, все бо вои сущии под ними, не ведуще того, пленяху места их и окрестъ Новагорода.
А новгородцкие посадники и тысяцкие, и с купци, и з жити люди, и мастеры всякие, спроста рещи, плотници и гоньчары и прочии, котории родився на лошади не бывали и на мысли которым того не бывало, что руки подняти противу великого князя, — всех тех изменници они силою выгнаша, а которым бо не хотети поити къ бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Волховъ меташа; сами бо глаголаху, яко было их сорок тысяч на бою том.
Воеводы же великого князя, аще и вмале беста — глаголють бо бывши тамо, яко с пять тысяч их толико бе, — но видевше многое множество вои их и положи упование на Господа Бога и пречистую его Матерь и на правду своего осподаря великого князя, поидоша напрасно противу их, яко лвы рикающе, чрес реку ону великую, ея же сами новогородци глаголють, никогда тамо броду имуще, а си, не пытающе брода, вси цели и здрави преидошя ея. Видевше же се, новогородци устрашишася зело, възмутишяся и восколебашеся, яко пьяни, а си пришед на них начяшя преже стреляти их, и возмутишяся кони их под ними, начяша съ себе бити их, и тако въскоре побегошя, гоними гневом Божьим за свою их неправду и за отступление не токмо от своего осподаря, но и от самого Господа и Бога.
Полцы же великого князя погнаша по них, колюще и секуще их, а они и сами бежаша, друг друга бьюще, кои с кого мога. Избиено же бысть их тогда многое множество, самим бо глаголющим, яко дванадесять тысущь изгибе их на боех тех, а изима их руками боле двою тысяч; изнимани же посадници их: Васили Казимеръ,[45] Дьмитрей Исаковъ Борецькой, Кузма Григорьевъ,[46] Яковъ Федоровъ,[47] Матфей Селезеневъ, Васили Селезеневъ — два сестричича Казимеровы,[48] Павелъ Телятевъ,[49] Кузму Грузова,[50] а житьих множество. Сбысться на нихъ пророчское слово реченное: «Яко пять вас поженет сто, а сто двигнета тмы». Бежащим же им на долзей, и кони их отдохшяся, и начаша реятися с них долов и въ воды, и въ болота, и в лесы, ослепи бо я Господь, не знаяху бо земли своей, ниже пути ко граду своему, от него же приидошя, но блудяху по лесомъ, и где выходящим имъ из леса, и тако имаху ихъ ратнии, а инии ранени блудяще и по лесомъ изомроша, а инии в водах истопоша; а котории с конь не сметашася, тех кони их принесоша къ граду, яко пьяных или спящих, а инии в оторопе и град свой пробегоша, мняще, яко и град их взят уже, възмятоша бо ся и въсколебашася, яко пьяни, и вся мудрость их поглощена бысть. А вои великого князя гонили по них дванадесят верстъ, и тако възвратишася от великия тоя истомы.
Воеводы же князя великого, князь Данило и Феодоръ Давыдович, ставьше на костех, сождашяся с воиньством своим и видеша воя своя всех здравых и благодариша Бога и пречистую его Матерь и всех святыхъ. И начаша воеводы глаголати поиманым у них новгородцем: «Что ради вы с толиким множеством вои своихъ ни мала постоясте, и видяще малое наше воинство?» Они же рекоша к ним: «Мы бо видехом вас бесчисленое множество, грядущее на нас, не токмо противу и нас идущи, но еще инные полки видехом, в тыл по нас пришедших, знамена же имут жолты и болшие стяги и скипетры, и говоръ людцки мног и топот коньский страшен, и тако ужас нападе на ны,[51] и страх обьят ны, и приятъ нас трепет». Бысть же бо сие иуля въ 14 в неделю по рану, на память святаго апостола Акилы.
Вои же князя великого и после бою того воевали много посады новгородские и до немецкого рубежа по реку Нерову,[52] и великое место, зовомое Новое Село, поплениша и пожгошя. Воеводы же великого князя, мало отдохнувъ по бою том и съждався съ своими, послашя к великому князю Замятню[53] с тою вестию, что поможе имъ Богъ, рать новогородцкую побили. Он же прогонилъ к великому князю въ Яжолбици того же месяца въ 18 день, и бысть радость велика великому князю и братьи его и всему воиньству их, бе бо тогда у великого князя и царевич Даньяръ, и братья его, благовернии князи Юрьи, и Адрей, и Борисъ, и боаре их, и все воиньство их. И тогда обещася князь велики поставити на Москве церковь святого апостола Акилу, еже и бысть, а воеводы, князь Данило и Федоръ, другую церковь, Воскресение.
А в ту же пору был у великого князя из Новагорода от нареченнаго арьхиепископа и от всего Новагорода Лука Климентьев[54] о опасе; князь велики дасть им опас и отпусти того с селищь противу Демона; а князю Михаилу Ондреевичю и сыну его князю Василью воеводы новогородцкие, кои седели в городе Демону, добили челом и предашяся на том, что их головами выпустити, а о ином ни о чем не стояти; а из города дали окупа сто рублев новогородцкую.[55]
А от пьскович приде к великому князю в Ыгнатичи с Кузмою с Коробьиным посадникъ Никита[56] с темъ, что пьсковичи со всею землею своею вышли на его служьбу, своего осподаря, с воеводою князем Васильемъ Федоровичем, а идучи, начяшя новогородцкие места грабити и жечи, и людие сечи, и, в хоромы запирая, жечи. Князь же велики послал к ним Савастьяна Кушелева[57] да первого посла их Василья с ним с Полы с реки.
Месяца того же въ 24 день, на память святых великомученик Бориса и Глеба, прииде князь велики в Русу, и туто повелел казнити главною казнью новогородцких посадниковъ[58] за их измену и за отступление: Дмитрея Исакова Борецьского, да Василья Селезнева, да Еремеа Сухощека, да Киприана Арзубьева; а иных многих посла на Москву да велел их вметати в тюрму, а мелких людей велелъ люди отпущати к Новугороду, а Василья Казимира, да Кузму Григориева, да Якова Федорова, да Матфея Селезенева, да Кузму Грузова, да Федота Базина велелъ отвести на Коломну[59] да поковати их. А самъ поиде оттуду к Ильмерю озеру на усть Шелоны, и приде ту на место, зовомое Межуберегъ и Коростынь, въ 27 в суботу.
А в той же день был бой воеводам великого князя съ двиняны, Василью Федоровичю Образцу, а с ним устюжанеи и прочии вои, да Борису Слепцю, а с ним вятчане, а бой имъ был на Двине[60] со княземъ Васильемъ Шуйскимъ, а с ним заволочие все и двиняне. Было же с ним рати 12 тысяч, а с великого князя воеводами было рати 4 тысячи без 30 человекъ. Бысть же бой им вышед ис суд обои пеши, и начяша ся бити о третьемъ часе дне того, биша же ся и до захожения солнечнаго, и за руки емлющеся сечахуся, и знамя у двинянъ выбишя, а трех знаменщиковъ под нимъ убишя: убили бо первого, но и другой подхватилъ, и того убили, ино и третей взял, убивше же третьего, и знаме взяша. И тако двиняне възмятошяся, и уже к вечеру одолеша полкы великого князя и избишя множество двинян и заволочян, а ини истопошя, а князь их ранен кинувся в лодку, убеже на Колмогоры,[61] многих же руками изнимаша, потомь же и градки их поимашя, и приведоша всю землю ту за великого князя. Убиша же тогда князя великаго рати 50 вятчянинов да устюжанина одного, да Борисова человека Слепцева Мигуна, а прочии вси Богомъ сохранени быша.
О нареченем Феофиле и о новогородцех, како приидоша к великому князю бити челом. А в той же день на усть Шолоны в судех озером Ильменем нареченный Феофилъ с посадники и с тысяцскими и съ житьими людьми со всех конецъ, и начяшя преже бити челом княземъ и бояромъ, и воеводам великого князя, чтобы печаловалися братьи великого князя, а они бы печаловалися брату своему великому князю, да и сами бы бояре печаловалися. Бояре же пришед с ними, бишя челом братьи великого князя, братья же великого князя, князь Юрьи, князь Андрей, князь Борис и князь Михайло Ондреевич съ сыномъ и бояре их биша за них челомъ великому князю. Князь же велики их деля пожаловал, велел тому нареченному черньцю Феофилу, и посадником, и тысячким, и прочим быти к себе на очи. Они же вшед к великому князю и начяша бити челом о своем преступлении и что руку противу его подняли, чтобы пожаловал осподарь, смиловался над ними, възвратил бы гневъ свой не их ради челомъ битьа, но свое бо благосердие показал и согрешающимъ, не велел бы боле того казнити, и грабити, и жещи, и пленити. Милосердовав же, князь великий показа к ним милость свою и прият челобитье их, утоли гневъ свой, и в той часъ повеле престати жечи и пленити, плен, которой туто есть, отпустити, а которай отслан и отведенъ, и тех отдати.
А добиша челомъ великому князю 16 тысяч сребра новгородцкых рублевъ[62] опроче и братьи великого князя, и князей, и прочихъ: бояр, и воевод, и прочих всех, котори не печаловалися о них; а земля их вся пленена и пожжена, и до моря,[63] не токмо бе те, кои были с великим князем и з братьею его, но из всех земель их пешою ратью ходил на них, а Псковская вся земля от себе их же воевали; не бывала на них такова война, как земля их стала.
О псковичех. А что послал Севастьяна Кушелева князь великий против псковичь, и тот сретил их за Порховымъ,[64] а они идут от своего городка от Дубскова,[65] взялъ из него 6 пушокъ, к Порхову. Савастьянъ же сказа имъ великого князя здравие да и победу на новгородци, а имъ велелъ князь великий борзее поити к Новугороду. Псковичи же ис-под Порхова отпустиша Савастьяна к великому князю, а с ним послы своя, Козму Сысоева[66] да Стефана Афонасьева Винкова,[67] а сами поидоша со всею силою своею к Новугороду. И не дошед Новагорода за 20 верстъ, стали у Спаса на Милцей, а Совостьянъ с теми послы с псковскими, с Кузмою да Стефаном, приидоша к великому князю на усть Шолоны иуля въ 30 на заговение на Оспожине, а князь Василей Феодорович Шуйской, воевода пьсковский, с посадники и прочими и с лутчими людми после пословъ своих приидоша к великому князю туто же на усть Шолоны.
И после тех прихода стоял туто на единомъ месте князь великий 11 день, управляя новгородецъ, и пожаловал их, дасть имъ миръ на своей воле, как сами восхоте,[68] а псковичемъ доскончание взял с новогородци все выше перваго, как псковичи хотели. По том же князь великий дастъ новгородцемъ мир, и любовъ, и милосердие, и почтив нареченаго их Феофила и посадниковъ их, и тысяцкых, и прочих, котори с нимъ ходили, и отпусти их во свой им град. А за ними послалъ в Новъгород боярина своего Феодора Давыдовича привести Великий Новъгород весь к целованию от мала даже и до велика и сребро на них имати; они же шед в Новъгород, сотвориша, якоже повелено бысть имъ.
А князь великий Иван Васильевичь володимерский и новгородцкий, всея Руси самодержецъ, возвратися оттуду к Москве с победою великою месяца августа 13; тако же и вся братья его, и князи, и воеводы, и вся воя их и со многою корыстью.
А того же лета князь великий, ида к Новугороду, послал в Поле Никиту Беклемишева искати царевича Муртазы, Мостофина сына,[69] звати его к себе служити. Никита же наеде его в Поле и перезва его к великому князю, и прииде с ним къ сыну великого князя на Москву наперед прихода великого князя из Новагорода.
А того же лета вятчане, шед суды Волгою на низъ, взяша Сарай[70] и много товара взяша и пленъ много поимаша. Слышавше же си татари Болшие Орды, понеже близъ ту начевали за единъ день, и тако многое их множество поидоша переимати их, и поимавше суды, и всю Волгу заступиша суды своими, хотяще их перебити. Они же единако пробишася сквозе их и удоша со всем. А под Казанью такоже хотеша приняти их, и тамо поидоша мимо тех со всем в землю свою.
О великого князя приходе, как прииде из Новагорода на Москву. Лета 6980 месяца сентебря въ 1 день, в начале индикта, еже есть новое лето,[71] на память преподобнаго Семиона Столпника прииде князь великий в отчину свою, въ славный град Москву, победивъ супостаты своя, казни противящихся ему, и не хотящихъ повинутися привед во всю волю свою, и многу корысть и славу приобрете.
И срете его Филиппъ митрополитъ со кресты близ церкве, толико с мосту з болшего сшед каменаго да клядязя площаднаго со всемъ освященым соборомъ. А народ московстий и многое их множество далече за градом стречали его: ини за 7 верстъ пеши, а инии ближе, малии и велици, славнии, неславнии, безчисленое их множество. А сынъ его, князь великий Иванъ, и брат его, князь Андрей Меньший, и князи его, и дети боярские, и бояре, и гости, и купци, и лучшие люди сретоша его накануне Семеня дни, идеже бе ему ночевати. Велья же бысть радость тогода въ граде Москве.
О ноугородцех, како истопоша на озере Илмени. Того же лета месяца сентебря 2 день поидоша из Новагорода из осады многое множество людей[72] и з женами, и з детми по езеру в великих учанехъ,[73] кииждо их по своим местомъ. Глаголют бо, яко было суд тех великих 100 и 80, а по 50 человекъ в судне и поболе. Яко бывшимъ им в пучине озера того, и дохнувшу на них ветру велию и напрасну, и потопи все суды оны, ни едино же от нихъ не избысть, и вся люди, тавар их истопе.
Тое же осени к королю пришелъ изо Орды Икирей со царевым послом,[74] а король в ту пору заратился со иным королем, со угорским.[75]
Тое же осени месяца того же сентебря 10 прииде из Венеции Онтон Фрязинъ,[76] а с ним пришел посол к великому князю из Венецеи от дюки венецейского Ениколы Трона Иван именем, Тривизан прозвище,[77] а посланъ к великому князю от того дюки и от всех земль сущих под нимъ бити челом, чтобы пожаловал князь великий, велел того Тривизана приводити до царя Ахмута Болшие Орды, а послал к нему со многими поминки и з челобитьем, чтобы пожаловал, шел имъ на помочь на турского салтана къ Царюграду. Тот же Тривизан пришед на Москву, и первое прииде къ Ивану Фрязину, к денежнику московскому, понеже бо той Иван Фрязин Волпъ[78] тамошние земли рожение и знаем тамо, и зказа ему вся та, о чемъ пришел на Москву, а у великого князя еще не былъ. Фрязин же, нашъ денежникъ, не велел тому Тривизану о томъ бити челом великому князю, глаголя ему: «О сем ти ему бити челом, великому князю, да поминки великие подавати? А могу то яз зделати опроч великого князя и до царя допровожю тя». А к великому князю пришел Фрязин с темъ Тривизаномъ, назвалъ его князьком венецийскомъ, а к сабе племенником, а рекши, пришел до него своим делом да и гостьбою, да то у великого князя утаили.
А Онтон тогды от папы от Павла привезлъ листы к великому князю таковы, что послом великого князя волно ходити до Рима по всей земли Латинской и Немецкой, и Фрязкой, и по всем тем землям, котории земли под его папежство присагают, даже и до скончания века; а по царевну бы по Софию, Аморейскаго царя по Фомину дщерь,[79] посылал.
Тоя же осени Филипъ митрополит повеле готовити камение здати церковь святыя Богородица.[80]
О пермьском епископе Филофее. Тое же осени месяца ноября въ 8 поставленъ бысть Перми епископъ, Филофей именемъ,[81] митрополитом Филиппомъ.
О ноугородцкомъ владыце. Того же месяца въ 30 прииде на Москву ставитися на архиепископью Новагорода Великого нареченый их Феофилъ, а с ним посадници пришли Александръ Сапсонович да Лука Феодорович.[82] Тое же осени декабря въ 8 поставленъ Рязани епископъ Феодосий,[83] архимандрит чюдовский, митрополитом Филипомъ, а были на поставлении его архиепископъ ростовский Васьян, суздалский епископъ Евфимей, коломенский Горонтей, сарский Прохор, пермский Филофей.
О новгородцком архиепископе Феофиле, како поставлен бысть. Ве 15 того же месяца, в неделю, поставлен бысть Новугороду на архиепископью нареченной их Феофил преосвященым митрополитом Филипом всея Русии, а были на поставлении его вси прежереченнии епископи рустии и архимандрити, и протопопи, игумени честни и весь освященый соборъ славнаго града Москвы. По поставлении же своем билъ челом великому князю от себе и от всего Великого Новагорода с посадники и с тысячьскими, и со всеми с теми, котории пришли с ним, о плененых, о Казимире и о прочих товарищех его. Князь же велики приятъ челобитие их и тех всех отпусти с честию, а было их на Москве 30. Самого же архиепископа отпусти того же месяця въ 23.[84] Тоя же зимы повезоша камень на Москву на создание церкви святыя Богородици.
Сноски
[1] Феофил — в прошлом владычный протодиакон; несмотря на свою промосковскую позицию в 1470—1471 гг., был впоследствии, в 1479 г., заточен и лишен престола по повелению Ивана III.
[2] ... преставися архиепископъ Новагорода Великаго Иона. — Вступив на владычный престол в 1459 г., Иона занимал в общем промосковскую позицию, но не всегда достигал согласия с великим князем. Избрание Ионы архиепископом совпало с разрывом между западнорусской (литовской) православной церковью и московской. Β связи с этим Иван III обращался к Ионе с призывом не признавать главой русской церкви западнорусского митрополита.
[3] Митрополит Филипп — занимал митрополичий престол в 1465—1473 гг.
[4] Житии люди — новгородские землевладельцы менее высокого ранга, чем бояре, представители городского патрициата.
[5] ... посадничи дети Исакова Борецкого съ материю своею Марфою... — Марфа, вдова посадника Исака Андреевича Борецкого и мать посадника Дмитрия Исаковича, упоминается в повести московского великокняжеского свода лишь один раз; в новгородской повести она вообще не фигурирует. Единственный рассказ, уделивший Марфе Борецкой важное место, это — «Словеса избранна»; Марфа уподобляется здесь библейским «злохитривым женам» — Иезавели, Иродиаде и т. д., и этим еще более подчеркнвается греховность «величавых мужей новгородских». Именно из «Словес избранных» образ Марфы-посадницы как едва ли не важнейшей политической фигуры Новгорода накануне его падения перешел в историографию и литературу XIX—XX вв. (Η. Μ. Карамзин и др.).
[6] ... за короля полского и великого князя литовского за Казимира!» — Казимир Ягеллон, литовский великий князь с 1440 по 1492 г; в 1447 г. был избран польским королем (Казимир IV). Вопреки тенденциозному рассказу московского летописного свода план прямого признания суверенитета польско-литовского короля возник в Новгороде не в ноябре 1470 г., а позже — летом 1471 г.
[7] ... от Григория, называющася митрополитом Руси, а ученикъ то Исидоров, сущей латинин». — Исидор занимал престол митрополита всея Руси с 1437 г.; в 1439 г. участвовал во Флорентийском соборе и поддержал унию с католической церковью; в 1440 г. вновь приехал на Русь, но после отказа русских князей признать унию вынужден был уехать на Запад. Β 1458 г. главой православной церкви в Западной Руси стал Григорий, которого в Москве считали учеником Исидора; первоначально посвящение его в этот сан действительно исходило от патриарха-униата, проживавшего в Риме, но в 1470 г. Григорий порвал с патриархом-униатом и получил сан митрополита всея Руси от патриарха Дионисия, находившегося в Константинополе (завоеванном турками) и не признававшего унии. Поэтому формально Григорий не мог считаться «латинином».
[8] ... послаша къ королю... Панфила Селифонтова да Кирила Иванова... — Не совсем понятно, ο каком посольстве идет речь. Текст договора Новгорода с Казимиром, дошедший до нас, упоминает житиих людей Панфила Селифонтова и Кирилла Иванова в качестве участников переговоров, но этот договор не мог быть составлен ранее начала военных действий между Новгородом и Москвой.
[9] ... князя посла к ним Михаила, Олелькова сына, киевьского. — Сообщение московского великокняжеского свода ο присылке Михаила Олельковича в Новгород Казимиром явно тенденциозно и неточно. Согласно новгородской и псковской летописям, Михаил Олелькович приехал в Новгород осенью 1470 г., еще до избрания Феофила архиепископом (Псковская третья летопись относит его приезд к 8 ноября, датируя смерть Ионы 5 ноября). Β качестве киевских князей братья Семен и Михаил Олельковичи были вассалами Казимира; они были его родичами (внуками Ольгерда), но вместе с тем они были православными князьями и, по матери, двоюродными братьями Ивана III. Β 70-х гг. XV в. во всяком случае отношения Олельковичей с Казимиром были натянутыми — он не признавал их вотчинные права на Киевскую землю. Попытка сближения новгородцев с Казимиром была сделана не до приезда Михаила Олельковича в Новгород и не во время пребывания Михаила там, а уже после того, как этот князь в марте 1471 г. (за два месяца до похода Ивана III) покинул Новгород. Β «Словесах избранных» ο приезде Михаила Олельковича также говорится после сообщения об избрании Феофила (но с указанием, что это произошло «прежде того»), кроме того, сообщается ο сговоре Марфы Борецкой с Михаилом, ο ее намерении «пойти замужь за литовьского же пана за королева», но ο договоре новгородцев с Казимиром сообщается в дальнейшем изложении — уже после описания Шелонской битвы.
[10] ... Василий Горбатой, брат суздалских князей... — Василий Васильевич Шуйский-Гребенка-Горбатый Суздальский, внук последнего суздальского князя Семена Дмитриевича, новгородский воевода, неоднократно участвовавший в военных действиях с Москвой.
[11] ... до великого князя Дмитрея Юрьевича Всеволода Володимерьскаго... — Речь идет ο владимиро-суздальском князе в 1176—1212 гг. Всеволоде Большое Гнездо — родоначальнике владимирских и московских князей XIII—XVI вв.
[12] ... наимоваху злых тех смердовъ... и прочих безименитых мужиков... якоже они новогородстии людие, невегласи, осподарем зовяху себе Великим Новым городомъ. — Московский великокняжеский свод настойчиво подчеркивает сочувствие «лучших людей» Новгорода — бояр и житиих людей — Москве и приверженность «безименитых мужиков» вечевому строю; особенное возмущение его вызывает то обстоятельство, что этих «смердов», собравшихся на вече, полагалось именовать «осподарем Великим Новгородом». Однако в изображении новгородского летописца внутриполитическая ситуация в Новгороде оказывалась более сложной. Типографская летопись, содержащая ростовский рассказ, близкий по тенденциям и построению к рассказу великокняжеского свода, обвиняет в склонности к «кралю литовскому» «бояр вечников», «крамольников» и «всех новгородцев», но прибавляет, что «земстии же людие того не хотяху».
[13] ... якоже въ Иерусалиме бысть, егда предасть его господь в руце Титове... — Автор имеет в виду рассказ известной на Руси «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия ο внутренней борьбе в Иерусалиме и Иудее накануне римского завоевания.
[14] ... розослал по всю братью свою и по все епископы земля своея, и по вся князи, и по бояре свои, и воеводы, и по вся воя своя... възвещает мысль свою, что итти на Новгород ратию, понеже бо во всем изменишя. — Этот чрезвычайно широкий совет, созванный Иваном III перед походом на Новгород, по составу напоминает земские соборы XVI—XVII вв. Вслед за этой фразой в Московском своде вставлен текст, близкий к «Словесам избранным», ο непроходимости новгородских земель в летнее время.
[15] ... грамоты розметные... — Грамоты ο разрыве мирных отношений и объявлении войны.
[16] ... во Тфирь посла к великому князю Михаилу... — Великий князь Михаил Борисович занимал тверской престол с 1461 по 1485 г. (когда Тверь была присоединена Иваном III, а Михаил бежал в Литву).
[17] Α къ Пьскову послал дьяка своего Якушку Шачебалцова мая въ 23... — По известиям псковских летописей посольство «диака Якова» с предложением выступить против Новгорода было уже вторым посольством Ивана III в Псков по этому вопросу (первое посольство приезжало осенью 1470 г.). Связанный вассально-союзническими обязательствами и с Новгородом, и с Москвой Псков старался занять нейтральную позицию, предлагая обеим сторонам свое посредничество.
[18] ... с моимъ воеводою, княземъ Феодором Юрьевичем Шуйскымъ или съ его сыном, княземъ Васильемъ». — Воевода Федор Юрьевич Шуйский с 1463 г. предводительствовал псковскими войсками в войне с Ливонским орденом; в 1464 г. он уже именуется наместником великого князя; с 1468 г. в Пскове появляется и его сын Василий Федорович.
[19] ... послал... Бориса Слепца... — Борис Матвеевич Слепец-Тютчев несколько раз выступал как великокняжеский воевода на Двине (см. Севернорусский летописный свод 1472 года).
[20] ... к Василью Феодоровичю къ Бразьцю... — Василий Федорович Образец Симский (из крупного боярского рода Редегиных-Добрынских) был одним из видных деятелей при Иване III; после победы над новгородцами в 1471 и 1478 гг. он участвовал в войне под Казанью и походе на Тверь, был наместником в Боровске и Твери.
[21] ... князя Данила Дмитреевича Холмовского да Феодора Давыдовича... — Имеются в виду видные воеводы Ивана III — князь Д. Д. Холмский, выходец из тверских удельных князей, участвовавший кроме походов на Новгород в 1471 и 1478 гг. в отражении нашествия Ахмата в 1480 г., в войнах с Ливонским орденом, походах на Тверь и Казань, подвергавшийся в 70-х гг. княжеской опале, но прощенный, и князь Ф. Д. Стародубский-Пестрый, военная деятельность которого (начавшаяся еще в 1429 г. нападением на казанских татар) длилась не менее полувека (он участвовал в окончательном присоединении Новгорода в 1478 г.).
[22] Юрий Васильевич — брат Ивана III, удельный князь дмитровский.
[23] Борис Васильевич — брат Ивана III, удельный князь волоцкий.
[24] Руса (Старая Русса) — новгородское поселение к югу от озера Ильмень (на реке Полисть).
[25] ... князя Ивана Васильевича Оболенского Стригу... с ним князей царевичевых Даньяровых со многими татары. — Ο князьях Оболенских см. ниже. Даньяр (в других памятниках также «Айдар» и «Алдаяр») Касимович — видный полководец Ивана III, глава созданного при Василии II зависимого от Москвы татарского Касимовского (Мещерского) царства, участник походов на Новгород в 1471 и 1478 гг; важная роль «царева сына Алдаяра Касымовича своей земли Мещерьские и съ его царевичи и со князьями и съ его казаки» отмечена также в «Словесах избранных»; роль татарской рати отмечена и в новгородской повести. Даньяр возглавлял Касимовское царство до 1486 г.
[26] ... на Волочек да по Мьстей. — Речь идет, очевидно, ο поселении Волок (Волочек) в Новгородской земле на месте, где судна переволакивались из Мсты в Мологу (по-видимому, на месте нынешнего Вышнего Волочка). Более крупное поселение с тем же названием, также формально принадлежавшее Новгороду, — Волок на Ламе (Волоколамск) — расположено значительно южнее фактической московско-новгородской границы 1471 г. и едва ли могло здесь иметься в виду.
[27] ... чюдотворець Петръ... — Митрополит московский в 1308—1325 гг.
[28] ... преосвященных митрополит Фегнаста, и Киприана, и Фотия, и Ионы... — Имеются в виду митрополиты Феогност (1328—1353 гг.), Киприан (1377—1406 гг.), Фотий (1410—1430 гг.) и Иона (1448—1461 гг.).
[29] ... от великаго князя Ивана Даниловича... — Иван Калита правил в 1325—1340 гг.
[30] ... якоже Самоил Давыда на Гольяда. — Имеется в виду библейский рассказ ο победе Давида, благословленного пророком Самуилом, над гигантом Голиафом (1 Цар. 17, 40—51).
[31] ... за 20 лет до скончания седмыя тысящи... — Через двадцать лет после описываемых событий, в 1492 г. (семитысячном году от сотворения мира), на Руси ждали конца света.
[32] «Аще съгрешит к тебе брат твой... иноязычник и мытар». — Мф. 18, 15—17. Мытарь — сборщик податей, здесь (как в Евангелии) в смысле — грешник, отверженный.
[33] ... поиде на них князь великий не яко на христиан, но яко на иноязычникъ и на отступникъ православья. — Этот мотив, настойчиво повторяемый в «Московской повести» ο походе 1471 г., имел для всего ее построения важное значение. Повесть была построена по схеме рассказов ο борьбе с «неверными»: враги «вопиют», бесятся «яко звери дивии», лают «яко пси», князь «скорбит», молится, «изливает слезы» и получает благословение от святителей на войну с «иноязычниками» (ср. «Летописную повесть ο Куликовской битве»). Сходные черты свойственны и «Словесам избранным». Однако некоторые затруднения московским публицистам доставляло то обстоятельство, что противниками в данном случае были единоплеменники и единоверцы, а в войске Ивана III важное место занимали татарские войска Данияра. Оправдание этому автор находил в том, что противники были «горее неверных»: «невернии бо изначала не знаху Бога», а эти были христианами и «отступили».
[34] ... князь Михайло Андреевич с сыном Васильем... — Удельные князья Михаил Андреевич Верейско-Белозерский и Василий Михайлович Верейский.
[35] ... сына своего, великого князя Ивана, да брата его князя Андрея Меньшего. — Иван Иванович Молодой, сын и соправитель Ивана III, и князь Андрей Вологодский (см. ниже).
[37] Торжок (Новый Торг) — город на юго-востоке Новгородской земли (на р. Тверце). Β 1471 г., как и в предшествующие годы, новоторжцы сразу же выступили в ходе конфликта Новгорода с великим князем на стороне последнего.
[38] ... князъ Юрья Андреевичь Дорогобужский... — Тверской воевода, потомок удельных князей Дорогобужских.
[39] ... Иван Микитинъ Жито... — Тверской воевода, впоследствии перешедший на московскую службу и участвовавший в окончательном присоединении Новгорода в 1478 г.
[40] ... Козма Коробьин... — Третий посол Ивана III в Псков, добившийся наконец выступления псковичей на стороне великого князя (псковский посол Василий Быков был оставлен в Торжке в качестве заложника).
[41] Коростыня — город при впадении Шелони в Ильмень.
[42] ... темъ же изнимаемым самимъ межи себе повелеша носы, и губы, и уши резати, и отпущати их назад к Новугороду... — Достоверность этого известия ο жестокой расправе над новгородскими пленными подтверждается тем, что ο ней сообщает великокняжеская летопись — очевидно, летописец не видел в таком способе воздействия на новгородцев ничего экстраординарного или бросающего тень на великокняжеских воевод.
[43] Пола — правый приток р. Ловати.
[44] Демон (Демань, Демянск) — город на реке Явоне (приток р. Полы), через который проходила дорога с юга на Старую Руссу и Новгород.
[45] ... Васили Казимеръ... — Василий Александрович Казимир, один из виднейших политических деятелей Новгорода, неоднократно занимал должность посадника в 60—70-х гг.; после пленения и заточения был освобожден Иваном III и выступал в числе его сторонников; однако в 1480—1481 гг. его земли были конфискованы и он сослан в Москву.
[46] ... Кузма Григорьевъ... — Кузьма Григорьевич Овинов (Овин) после пленения и освобождения примкнул к сторонникам великого князя; в 1478 г. был казнен по приговору веча по обвинению в тайном сговоре с Москвой.
[47] ... Яковъ Федоровъ... — Посадник, после пленения и освобождения выступал в 1477 г. в качестве новгородского посла на переговорах с великим князем, кончившихся капитуляцией Новгорода.
[48] ... Матфей Селезневъ, Васили Селезнееъ — два сестричича Казимеровы... — Матвей и Василий — представители одной из видных боярских фамилий. Селезневы были племянниками по сестре Василия Казимира. Посадник Василий Губа Селезнев через 10 дней после пленения был казнен великим князем. Матвей Селезнев в числе посадников не упоминается.
[49] ... Павелъ Телятевъ... — Β числе посадников не упоминается.
[50] ... Кузму Грузова... — Речь идет ο посаднике Кузьме Остафьевиче Грузове.
[51] ... но еще инные полки видехом, в тыл по нас пришедших... и говоръ людцки мног и топот коньский страшен, и тако ужас нападе на ны... — Β новгородском рассказе поражение в Шелонской битве также связывается с тем, что после первого успеха новгородцев, «ударишася на новгородцевъ западнаа рать татарове», но в московском рассказе появление «инных полков» имеет черты чуда. Еше определеннее «чудесный» характер победы 1471 г. выражен в «Словесах избранных»: «по Божьей благодати» пересыхают обычно непроходимые летом новгородские болота и озера (этот мотив был введен и в более позднюю версию комментируемой повести — в Московском своде: ПСРЛ, т. 25. М.—Л., 1949, с. 286); Господь посылает великому князю «своего Божества невидимую силу», и даже там, где никто не нападает на новгородцев, им слышится «ясак» (клич) «полков князя великого: Москва».
[52] ... по реку Нерову... — Река Нарва (Нарова) была границей между Новгородской землей и Ливонией.
[53] ... послашя к великому князю Замятню... — Очевидно, Иван Васильевич Замятня, ο котором в «Словесах избранных» сообщается, что он привез великому князю договор Новгорода с Казимиром, найденный в «кошевых вьюках» побежденных на Шелони новгородцев.
[54] Лука Климентьев — один из представителей великокняжеской партии в Новгороде. По известию «Словес избранных» он ездил к Ивану III еще до Шелонской битвы. Β 1477 г., перед последним походом Ивана III на Новгород, Климентьев сразу же перешел на сторону великого князя.
[55] ... сто рублев новгородцкую. — Первоначально понятие «рубль» означало серебряный брусок весом около 200 г. Β Новгороде ценность рубля во второй половине XV в. оставалась прежней; Москва же во время феодальной войны 1430—1450 гг. пережила значительное снижение веса монет, и московский рубль (200 денег) стал вдвое дешевле новгородского.
[56] ... посадник Никита... — Никита Ларионович, в течение многих лет занимавший должность псковского посадника.
[57] Савастьян Кушелев — выступал в роли посланца Ивана III в Пскове и позднее — во время похода на Новгород в 1478 г.
[58] ... повелел казнити главною казнью новогородцких посадниковъ... — Из перечисленных далее лиц посадниками были Дмитрий Борецкий и Василий Селезнев; Киприан Арзубьев и Еремей Сухощек — не посадники и не бояре, а житьи люди; согласно новгородской повести, Еремей был владычным чашником. Казнь Борецкого, Селезнева, Арзубьева и Сухощека отмечена во всех летописных рассказах ο событиях 1471 г.; даже в летописи союзного с Москвой Пскова говорится: «... немилостиво казнише их и секирою отсекоша им главы, к колоде прикладая». Β Ермолинской летописи указано, что Иван III «разъярився за их измену и повеле казнити их: кнутьем бити и главы отсечи».
[59] ... а Василья Казимира... да Федота Базина велелъ отвести на Коломну... — Все перечисленные здесь лица, за исключением Федота Базина, упоминались среди пленников, захваченных во время Шелонской битвы 14 июля.
[60] ... а бой имъ был на Двине... — По известию Устюжского летописца сражение происходило на реке Шиленге (Шиленьге), одном из восточных притоков Северной Двины. Василий Федорович Образец Симский — наместник Ивана III в Устюге; Борис Матвеевич Слепец Тютчев — великокняжеский воевода.
[61] Колмогоры — Холмогоры, крупнейший город Двинской земли в XV—XVI вв.
[62] Α добиша челомъ великому князю 16 тысяч сребра новгородцкых рублевъ... — По известию Псковской третьей летописи Иван III сперва запросил семнадцать тысяч рублей, потом «владычня ради челобития» согласился на шестнадцать тысяч. Β дошедшей до нас грамоте от 9 августа 1471 г. сумма контрибуции определена в пятнадцать с половиной тысяч рублей; та же сумма названа и в новгородском рассказе (см. ниже).
[63] ... до моря... — Новгородская земля ограничивалась на северо-западе Финским заливом, а на севере — Белым морем и Северным Ледовитым океаном.
[64] Порхов — город на реке Шелони, на западе Шелонской пятины; постоянное место столкновений новгородцев с псковичами.
[65] Дубсков — Дубков, Дусков — псковский городок.
[66] ... Козму Сысоева... — Козьма Сысоев Ледов, псковский посадник.
[67] Стефан Афанасьевич Винков — псковский посадник.
[68] ... пожаловал их, дасть имъ миръ на своей воле, как сами восхоте... — Текст в разных версиях московской повести расходится: в Никаноровской «сами восхоте»; в древнейшей редакции Вологодско-Пермской летописи «сами въсхотели»; в Московском своде — «самъ всхоте». Дошедший до нас текст договора 11 августа 1471 г. (Коростынского мира) в общем сходен с текстом предыдущего Яжелбицкого договора 1456 г.; великий князь обязался «держати» Новгород «в старине», но новгородские «мужи вольные» обязались не отдаваться под власть литовского короля и не принимать от него князей; Новгород признавал зависимость новгородских архиепископов от московского митрополита и отказывался от своих (фактически уже потерянных) владений — Вологды и Волоколамска.
[69] ... послал в Поле Никиту Беклемишева искати царевича Муртазы, Мостофина сына... — Никита Федорович Беклемишев — представитель московского служилого рода, впоследствии ездивший послом в Крым и участвовавший в «походе миром» на Новгород в 1475 г. «Полем», или «Диким полем», называли пустынные земли к югу от Оки, где часто появлялись кочевые татарские отряды. Муртоза — сын казанского хана Мустафы, перешедший в конце 1473 г. на вассальную службу к Ивану III.
[70] ... вятчане... взяша Сарай... — Вятка в XIV—XV вв. представляла собой независимую феодальную республику, созданную новгородскими поселенцами и имевшую сходный с Новгородом политический строй; во время войны 1470—1471 гг. вятчане выступили на стороне Москвы. Независимость Вятки была уничтожена Иваном III в 1489 г.
[71] ... месяца сентебря въ 1 день, в начале индикта, еже есть новое лето. — Счет по индиктам (пятнадцатилетиям), заимствованный из Византии, применялся иногда и в Древней Руси; в Византии началом года считалось 1 сентября. На Руси существовало два календаря — мартовский (год начинался 1 марта) и сентябрьский; в Москве сентябрьский стиль установился раньше, чем в Новгороде (еще до 1471 г.).
[72] ... поидоша из Новагорода из осады многое множество людей... — Β Новгородской четвертой летописи (где рассказ об этом событии помещен вне повести ο походе Ивана III) указывается, что люди, утонувшие в Ильмени, были рушане (жители Руссы), укрывавшиеся в Новгороде от московского войска.
[73] ... в великих учанехъ... — Учан — лодка, речное судно.
[74] ... Икирей со царевым послом... — Кирей, представитель татарского рода, находившегося на положении холопов московских князей — дед Кирея был куплен Василием I у литовского великого князя Витовта. Осенью 1470 г. Кирей бежал от Ивана III к королю Казимиру и был послан им к ордынскому царю (хану) Ахмату для заключения союза против Руси. Приезд «царева посла» с Киреем был ответом на миссию Казимира.
[75] ... со иным королем, со угорским. — Речь идет ο венгерском короле Матвее Корвине, которого Казимир с 1471 г. безуспешно пытался лишить престола в пользу своего сына.
[76] Онтон Фрязин — Антонио Джислярди, итальянец, принимавший участие в посольстве Юрия Траханиота в Москву в 1469 г. по поводу женитьбы Ивана III на Зое (Софии) Палеолог, жившей в Риме.
[77] ... посол... от дюки венецейского Ениколы Трона Иван именем, Тривизан прозвище... — Джан Баттиста Тревизан, посол венецианского дожа Николо Трона в Большую Орду для заключения союза против Турции.
[78] ... Иван Фрязин Волпъ... — Джан Баттиста де ле Вольпе, итальянец, московский денежный мастер, ездивший в Рим по поручению Ивана III в ответ на посольство Юрия Траханиота в 1469 г. Обман, задуманный Иваном Фрязиным, был разоблачен в ноябре 1472 г., значит повесть была написана не раньше этого времени.
[79] ... а по царевну бы по Софию, Аморейскаго царя по Фомину дщерь... — София (Зоя) Палеолог была дочерью деспота Морейского Фомы Палеолога, брата последнего византийского императора.
[80] ... здати церкви святыя Богородица. — Речь идет ο первой попытке строительства при Иване III Успенского собора, окончившейся неудачно: в 1474 г. эта церковь, еще не доконченная, рухнула. Известием ο строительстве Успенского собора, главного храма страны, воздвигаемого в честь победы над Новгородом, возможно, должен был быть закончен великокняжеский свод 1471—1472 гт., но после разрушения собора он был оборван на известии ο привезении камней для постройки. Подробный рассказ ο строительстве Успенского собора см. в Независимом летописном своде 80-х гг. (см. ниже).
[81] ... епископъ, Филофей именемъ... — Филофей был епископом пермским до 1501 г.
[82] ... посадници... Александръ Сапсонович да Лука Феодорович. — Оба эти посадника сохранили свою власть до 1476—1478 гг.; Лука Федоров вел переговоры с Иваном III во время последнего похода на Новгород в конце 1477 г.; в 1480 г. вотчины Луки Федорова были конфискованы.
[83] ... епископъ Феодосий... — Феодосий был епископом рязанским, вероятно, до 1481 г, когда его сменил Симеон.
[84] ... тех всех отпусти с честию, а было их на Москве 30. Самого же архиепископа отпусти того же месяця въ 23. — Освобождение Василия Казимира и других пленных новгородцев свидетельствовало ο том, что в 1471 г. Иван III еще не решался на открытое уничтожение вечевого строя: на этот шаг он пошел лишь шесть лет спустя — в 1477—1478 гг. Слова: «Самого же архиепископа...», без сказуемого «отпусти», читающиеся в Музейном сборнике и в ранних редакциях Вологодско-Пермской летописи, непонятны — создается впечатление, что слова эти относятся к последующему известию ο камнях для строительства Успенского собора. Β более поздних памятниках (Московский свод и др.): «Самого же архиепископа отпусти того же месяца 23»; возможно, что этот текст является первоначальным.
