Исследования могильников неолита – энеолита выявляют такие объекты погребального обряда, как жертвенные площадки и комплексы, которые являются частью структуры могильника. Анализ их пространственного расположения, особенностей размещения инвентаря, сочетания категорий инвентаря в таких комплексах и соотношение с артефактами из погребений являются задачами данного исследования.

Ритуальные площадки и «клады», связанные с погребениями, были выявлены на стоянках волосовской культуры в Поочье [1 с. 76-77]. Ритуальные площадки в могильнике на месте стоянки Володары включали углистые линзы, охру, керамику, кости животных, орудия из камня и кости, костяные украшения. Здесь же располагались «клады» с украшениями и кремневыми орудиями [2 с. 39-46]. На Верхней Волге в ходе исследования могильника Сахтыш II были открыты «святилище», две ритуальные площадки, в которых были найдены развалы сосудов, кости животных и клады [3 с. 23-27.]. Два клада (первый с украшениями, второй с наконечниками стрел) были изучены на могильнике Сахтыш IIА [3, с. 48-49]. В могильниках степи и лесостепи также известны подобные комплексы. Жертвенная площадка на уровне древней поверхности была открыта в ходе изучения могильника у с. Съезжее на р. Самаре, отнесенного к раннему энеолиту [4 с. 147]. Она имела размеры 6,0 х 4,0 м, была обильно окрашена охрой и содержала скопление развалов сосудов, черепа и кости ног лошадей, бусы из раковин, костяной гарпун. Под площадкой были выявлены погребения с наиболее богатым инвентарем. В ходе исследования I Хвалынского могильника было выделено 12 жертвенников [5 с. 8-10]. Некоторые характеристики (наличие керамики, охры, раковинных бус, костей животных) сближают их с жертвенной площадкой Съезжинского могильника. Так же, как и в могильнике у с. Съезжее, жертвенники могли перекрывать погребения.

Новые данные, позволяющие обратиться к вопросам изучения жертвенных площадок и комплексов в погребальной обрядности периода раннего энеолита, были получены в ходе исследования могильника Екатериновский мыс в Самарском Поволжье. Как и в могильнике у с. Съезжее, жертвенные площадки определялись по распространению развалов сосудов [6 с. 19, рис.1]. Кроме керамики, здесь были обнаружены отдельные кости животных, бусины из раковин, изделия из камня. Наиболее крупное скопление керамики было в центральной части могильника, но выявленные на его периферии развалы сосудов и небольшие скопления показывают, что устройство площадок представляло собой повторяющуюся практику в период функционирования могильника. На западной окраине могильника были расчищены небольшие скопления фрагментов, как правило, в сильно измельченном состоянии. Охра присутствовала здесь в виде отдельных крупинок. Ближайшие погребения, с которыми, вероятно, была связана площадка, располагались северу и востоку. В центральной части могильника наблюдалась иная картина. Центральная жертвенная площадка состояла из небольших участков концентрации керамики, различавшихся планиграфически, уровнем залегания, а также по степени окраски охрой, от слабой до обильной. Керамика располагалась в основании слоя серого суглинка и в нижележащем серо-коричневом суглинке выше погребений, в ряде случаев перекрывая их. Мощность плотно насыщенного керамикой и окрашенного на всю глубину охрой пласта достигает здесь 27 см. Отдельные фрагменты керамики от расположенных на жертвенных площадках сосудов встречаются в заполнении могильных ям, однако о помещении сосуда в погребении можно говорить только в одном случае: видимо, сосуд был помещен в детское погребение 33. На нескольких примерах выявляется последовательность совершения захоронений и формирования жертвенных площадок. Так, развалами сосудов в центральной части могильника оказались перекрыты погр. 19 и частично погр. 20 и 31. Скопления фрагментов керамики располагались также над погр. 70, 71, 77 и над одним из жертвенных комплексов. Подобная ситуация была прослежена и в восточной части могильника, где было зафиксировано крупное скопление керамики. После его расчистки были выявлены погр. 87 и 88. В области груди скелета погр. 88 располагался фрагмент венчика из этого скопления. Развалы сосудов были обнаружены и за пределами расположения погребений, образуя внешний контур могильника. Повторяющиеся характеристики жертвенных площадок, их пространственное и глубинное соотношение с погребениями дают основания для заключения о том, что площадки формировались последовательно в ходе совершения ритуальных действий и отражают последовательность развития могильника. Выявленную здесь керамику можно рассматривать как следы тризны, завершающей погребальный обряд. Керамика с жертвенных площадок однотипна, характеризуется примесью раковины в тесте, наличием воротничка на венчиках, округлой формой днищ, орнаментом, выполненным преимущественно гребенчатыми штампами, реже веревочкой или плетеными фактурами. Редко встречаются ямчатые вдавления и прочерченные линии. Такая керамика имеет наиболее близкие аналогии в материалах самарской культуры [7, с. 33–46].

Кроме жертвенных площадок на территории могильника были выявлены отдельные жертвенные комплексы. К ним отнесены компактные скопления инвентаря, обнаруженные вне непосредственной связи с костяками и жертвенными площадками. В некоторых случаях к ним были отнесены единичные предметы, также найденные в стороне от погребений, положение которых in situ надежно определялось по размещению в пятне охры. Жертвенные комплексы иногда сопровождались отдельными костями человека (примером может послужить погр. 46) [8]. В погребении компактно располагались вырезанное из рога навершие в виде головы лося, каменный зооморфный скипетр, шлифованное тесло, нож на крупном отщепе окремнелого известняка, три ножевидные пластины с ретушью из кремня, два орудия на пластинах и мелкие сколы из кварцита, раковинная бусина, два резца бобра. Мелкий фрагмент керамики, видимо, попал из слоя. Местонахождение локализовалось на площади 35 х 57 см в окрашенном охрой пятне грунта на фоне материкового коричневого суглинка. Основанием для отнесения этого комплекса к погребениям стал найденный здесь зуб человека, что подчеркивает условность такого определения. С неменьшим основанием его можно отнести к жертвенным комплексам. Аналогичный лосиноголовый жезл был выявлен в погр. 17, а зооморфный скипетр близок скипетру из погр. 52. Они выполнены из разных пород камня, к тому же скипетр из погр. 52 после поломки был преобразован в игрушку. Однако такие признаки, как трехчастное деление желобками и пропорции передней части, наличие просверленного отверстия позволяют отнести их к одному типу абстрактных зооморфных скипетров. В меньшей степени прослеживается сходство со скипетром из погр. 18. Их роднит материал, проушина, наличие «мордочки», правда более детализированной у последнего изделия. Прослеживается и общее сходство с реалистичными скипетрами и других погребений могильника. Ножевидные пластины из кремня и кварцита найдены в погр. 42, 45, 60, 67, 73, 74 и др. Каменные тесла, как целые, так и расколотые, бусины из створок раковин относятся к числу наиболее распространенных категорий погребального инвентаря могильника. Резцы бобра также нередко встречаются в погребениях. Таким образом, материалы этого комплекса находят полные аналогии в погребениях могильника. Каменный скипетр и роговой жезл подчеркивают его престижный характер.

Возможность интерпретации в качестве жертвенного комплекса остается и для детского погребения 21. Оно было совершено в яме размерами 100 х 44 см и включало молочные зубы человека. Погребение было обильно посыпано охрой и содержало инвентарь: два фрагментированных каменных полированных тесла, костяную подвеску, две орнаментированных пластины из клыка кабана и бабочковидную подвеску с нарезками и отверстиями по краям. Наиболее полные аналогии крупным орнаментированным пластинам содержатся в погр. 40 (взрослое) и в погр. 93 (детское или жертвенный комплекс).

Одним из самых ярких объектов исследованных на могильнике является изученное в восточной части могильника погребение 93 [9 с. 14-15]. Основанием для его определения в качестве погребения стали зубы ребенка, фрагмент кости ноги взрослого человека. Комплекс представляет собой яму овальных очертаний с ярким охристым заполнением, в северо-восточной части которой на дне были обнаружены компактным скоплением многочисленные изделия из клыка кабана, подвески с выступом (бабочковидной формы) с отверстиями, крупные пластины с орнаментом и отверстиями на концах (пекторали); резцы бобра; каменные тесла; каменное реалистичное втульчатое навершие скипетра [9 с. 15]. Навершие скипетра имеет выделенную в виде головы животного переднюю часть, задняя более

массивная закруглена. Подобный скипетр был найден в центральной части могильника в погр. 76. Традиционно скипетры рассматриваются в качестве символов власти, и расположение скипетра в одном объекте с останками ребенка оставляет место предположению, что таким образом был зафиксирован наследуемый статус. Крупные орнаментированные пластины из клыка кабана происходят из погр. 21 и 40, а бабочковидная подвеска за пределами этого комплекса была обнаружена только в погр. 21. Необходимо отметить, что изделия этого типа были встречены только в объектах, содержащих детские останки. Обнаруженный здесь комплекс по сочетанию вещей является уникальным.

Большой интерес представляет выявленное в слое серо- коричневого суглинка местонахождение изделий из кремня (кв. 74). Оно располагалось в стороне от погребений, было компактным и включало два наконечника и семь вкладышей из кремня, составляющих единый комплекс (рис. 1, 9-17). Наконечники с выемками в основании имеют вытянутые пропорции, изготовлены из светло-серого с коричневатым оттенком блестящего непрозрачного кремня. Вкладыши однотипные, шесть изготовлено из кремневых пластин белого цвета с желтоватым оттенком, один из серого кремня. Узколокальный характер местонахождения и расположение с взаимным налеганием предметов указывает на их специальное размещение в небольшой ямке и, вероятно, в упаковке. Заслуживает внимания совместное расположение наконечников с выемчатым основанием и вкладышей – лезвий составных орудий. Аналогичные изделия были встречены в могильнике вне связи друг с другом. Благодаря жертвенному комплексу их удалось связать вместе. Условия находки дают основания для ее интерпретации как жертвенного комплекса.

С жертвенным комплексом было соотнесено скопление предметов на квадрате 5, пл. 2, состоявшее из фрагментов отполированного втульчатого каменного навершия и бусин из раковин (рис. 1, 1-8). Навершие изготовлено из черного камня, имеет округлую в плане и уплощенную в профиле форму. Такие изделия определяются в качестве булав или скипетров. Оно было намеренно разбито, и фрагменты компактно располагались в пятне охры вместе с небольшой низкой раковинных бусин между погр. 8 и 9. Интересно, что в этом случае ярко проявился обряд порчи вещей, особенно хорошо прослеженный на каменных теслах [10 с. 3-10]. Материалы комплекса залегали практически на той же глубине, что и погребения. Отметим, что аналогичное по материалу, размерам и форме навершие было найдено в погр. 45 [11 с. 292, рис. 9].

Еще один жертвенный комплекс был выявлен под скоплением керамики вблизи погр. 76 с каменным зооморфным скипетром. Комплекс включал изготовленный из рога крупный зооморфный предмет с прорезанным отверстием для рукояти, в котором располагался костяной клин (рис. 2, 13). В этом же пятне охры залегал фрагмент еще одного изделия из рога прорезанным отверстием, у которого улавливаются очертания головы животного (рис. 2, 2). Кроме того, здесь были найдены фрагмент изделия из рога (рис. 2, 3), фрагменты пластин из клыка кабана (рис. 2, 4-6), бусы из раковин (рис. 2, 7-11). Зооморфный жезл-молот был вырезан из массивного изогнутого куска рога. С одной стороны его торец имеет уплощенную форму, противоположный оформлен в виде головы животного с отчетливо выделенным глазом. Определение «жезл-молот» по отношению к подобным изделиям условно, однако его внушительные размеры, массивная ударная часть не противоречат возможности боевого применения. Аналогичный жезл-молот с зооморфным оформлением обуха был обнаружен в погр. 40 с «престижным» инвентарем. Частично сохранившиеся подобные предметы с отверстием были найдены и в других погребениях, например, в погр. 55. Интересно, что на этом же локальном участке раскопа в охристом слое был найден лежащий вне связи с погребениями и отмеченным жертвенным комплексом небольшой каменный скипетр с боковыми выступами-«цапфами» (рис. 2, 12). Его также уместно рассматривать в качестве жертвенного приношения.

Примером единичного предмета, к которому применимо определение жертвенного комплекса, может также служить сломанное тесло из камня зеленого цвета, обнаруженное в небольшом охристом пятне, также в отдалении от ближайшего погр. 89. Аналогично можно рассматривать находку каменного навершия на квадрате 69, пл.6. Первоначально на этом участке на восточной периферии могильника было выявлено небольшое пятно (40х50 см), интенсивно окрашенное охрой. После расчистки было обнаружено только каменное навершие зооморфного типа (рис. 2, 14). Подовальное по форме навершие из серого камня обработано шлифовкой. Передняя часть оформлена в виде вытянутой мордочки животного. Отверстие для рукояти имеет усеченно-коническую форму с расширением книзу. Внутри отверстия были обнаружены восемь костяных клинышков (рис. 2, 15-22).

Связывать выше приведенные материалы с жизнедеятельностью поселения трудно. Поселенческий материал на памятнике присутствует, но он имеет другой характер. Орудия и сколы малочисленны, рассеяны в слое, не образуют скоплений, изготовлены из белого, желтоватого или однотонно серого кремня. В верхних горизонтах также встречалась малочисленная керамика эпохи поздней бронзы, керамика и другие изделия XIX-XX вв. Каменный инвентарь из жертвенных комплексов и погребений изготовлен из других сортов кремня, окремнелого известняка, кварцита. В пределах могильника не найдено скелетов животных на жертвенных площадках или их отдельные захоронений. Для исследования поднятой темы имеют значение данные о размещении домашнего животного в погр. 45. На памятнике это единственный бесспорный случай специальных обрядовых действий в отношении жертвенного животного. Особый статус погребения 45 определяется, кроме того, наличием трех каменных скипетров и птицеголового жезла из рога, а также костей ног и рук других людей, которые также должны рассматриваться в контексте жертвы [11 с. 289].

Подводя итоги, отметим, что интерпретация наборов инвентаря в качестве жертвенных комплексов основывается на ряде наблюдений. Жертвенные комплексы могли перекрываться скоплениями керамики, но, сами, как и погребения, не содержали в своем составе керамики. Площадки с керамикой организовывались уже после проведения действий по захоронению умерших, а также комплектов вещей. Жертвенные комплексы характеризуются компактным расположением, небольшой площадью распространения; они могли располагаться в ямах (или яма не определяется) и часто (но не обязательно) окрашены охрой. Инвентарь таких комплексов, за редким исключением, находит прямые аналогии в погребальном инвентаре. По отношению к теслам, скипетру из жертвенных комплексов и теслам из погребений применялся обряд порчи вещей. Часть выведенных из употребления изделий обладала определенной материальной ценностью, обусловленной не местным происхождением сырья. Месторождения таких пород камня, как алевролит, серпентенит расположены далеко от средневолжского региона. Это определяет и сложность доставки сырья или готовых изделий, и уже в связи с этим их особую ценность. Но и предметы, сделанные из клыка кабана, рога, местных пород камня также обладали стоимостью, определенной затратами труда и времени на их изготовление. Все эти обстоятельства указывают на большое значение жертвенных комплексов для оставившего могильник населения и позволяют выдвинуть предположение, что хотя бы часть из них представляет собой кенотафы. Сооружение кенотафов отмечено у населения культуры Гумельница с комплексным производящим хозяйством [12 с. 48-50]. Приведенные данные позволяют предположить, что аналогичные ритуальные практики бытовали и в обществах ранних подвижных скотоводов. Материалы могильника Екатериновский мыс обладают значительным потенциалом для выявления семантики жертвенных комплексов в системе мировоззренческих представлений общества эпохи раннего энеолита Восточной Европы.

Литература

1. Цветкова И.К. Погребение волосовской культуры на стоянке Владычинская Береговая II // Новые материалы по истории племен восточной Европы в эпоху камня и бронзы. Труды Гос. исторического музея. 1985. Вып. 60. М. 69-79.

2. Цветкова И.К. Погребения на стоянке Володары // Проблемы археологии Евразии (по материалам ГИМ) // Труды Гос. исторического музея. 1990. Вып.74. С. 38-54.

3. Костылева Е.Л., Уткин А.В. Нео-энеолитические могильники Верхнего Поволжья и Волго-Окского Междуречья: Планиграфические и хронологические структуры. М.: ТАУС, 2010. 300 с.

4. Васильев И.Б., Матвеева Г.И. Могильник у с. Съезжее на р.Самаре // Советская археология. 1979. № 4. С. 147-166.

5. Агапов С.А., Васильев И.Б., Пестрикова В.И. Хвалынский энеолитический могильник. Саратов: Саратовский гос. ун-т, 1990. 159 с.

6. Королев А.И., Кочкина А.Ф., Сташенков Д.А. Керамика грунтового могильника Екатериновский мыс (по материалам раскопок 2013-2016 гг.) // Поволжская археология. 2019. № 1. С.18-32.

7. Васильева И.Н. О технологии изготовления керамики

энеолитического могильника Екатериновский мыс // Поволжская археология. 2019. №1 (27). С. 33–46.

8. Korolev A., Kochkina A., Stashenkov D. The Early Eneolithic burial ground at Ekaterinovsky Cape in the forest-steppe Volga region // Documenta Praehistorica XLVI (2019) (в печати).

9. Кочкина А.Ф., Королев А.И., Сташенков Д.А. Исследования на грунтовом могильнике эпохи раннего энеолита Екатериновский мыс в

Безенчукском районе в 2017 г. // Археологические открытия в Самарской области в 2017 году. Самара: Изд-во СНЦ. 2018. С.14-15.

10. Королев А.И., Кочкина А.Ф., Сташенков Д.А., Хохлов А.А., Рослякова Н.В. Уникальное погребение могильник эпохи раннего энеолита Екатериновский мыс на Средней Волге // Stratum plus. 2018.

№. 2. С. 285-302.

11. Королев А.И., Кочкина А.Ф., Сташенков Д.А. К изучению обряда порчи вещей по данным могильника Екатериновский мыс // Археология восточноевропейской лесостепи / Отв. ред. С.А. Серапулкин. Белгород: ИД «Белгород» НИУ «БелГУ», 2018. С. 3-10.

12. Авилова Л.И. К изучению социальной структуры и идеологии племен гумельницкой культуры // Советская археология. 1986. №1. С. 41-53.

© Королев А.И., Кочкина А.Ф., Сташенков Д.А., 2020

А.И. Королев

Самарский государственный социально-педагогический университет, Самара, Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

А.Ф. Кочкина

Самарский областной историко-краеведческий музей им. П.В. Алабина, Самара, Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Д.А. Сташенков

Самарский областной историко-краеведческий музей им. П.В. Алабина, Самара, Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.